Алла Ханило работает в доме-музее Антона Павловича Чехова почти семьдесят лет. Ее принимала на эту работу лично сестра писателя Мария Павловна. Вся жизнь музейного работника подчинена важной миссии — сохранить домашнюю обстановку, в которой жил классик мировой литературы. В мельчайших деталях. Ведь всё в этом доме помнит душу великого русского писателя. А душа у человека, как и одежда, и лицо, и мысли — должны быть прекрасными, считал он.
СТРАНА РАЗРУШЕНА, А К ЧЕХОВУ ОЧЕРЕДИ
Вы там, в России, живете и не понимаете нашей тоски по Родине, ведь Крым испокон веков принадлежал России. Когда нас присоединили к Украине, мы оказались как бы жителями второго сорта. Присоединили в 1954 году, тот год был юбилейный, чеховский, пятьдесят лет со дня смерти гения. И по постановлению ЮНЕСКО все страны мира отмечали эту памятную дату. Помню, к нам с Украины приезжает делегация украинских писателей и поэтов, один ко мне обращается: «Как тут наше украинское Черное море?» А я говорю: «Почему украинское, оно здесь крымское».
Чехов — это моя судьба. Иного определения у меня так и не нашлось. Я родилась во время землетрясения, в 1927–1928 годах Крым просто ходуном ходил, трясло часто и нещадно. В переписке Марии Павловны Чеховой и Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой об этом упоминается. Мария Павловна пишет: «Не дописала тебе, такой был сильный толчок, что я стремглав помчалась вниз. А Михаил Павлович (младший брат. — Авт.) жил на первом этаже, он был храбрый, он не выходил. Но в этот раз даже он вышел на улицу». Это письмо датировано октябрем 1928 года, а я родилась в феврале того же года.
По соседству от нас стоял дом, где шесть месяцев жил Чехов, пока строил свой ялтинский дом. То есть, я ещё маленькой знала хорошо, что за стеночкой когда-то жил Чехов — писатель, который «Каштанку» написал. Училась я в школе, где раньше располагалась женская гимназия, в которой Чехов был членом попечительского совета. Потом со школьной скамьи я попала в Чеховский дом. Судьба!..

В нашей коммуналке жила женщина, которая там работала, она от этого была страшно важная, никого вокруг не замечала. Пришло время ей ребенка рожать, она предложила мне ее заменить. Я как раз окончила школу и поступила в Таврический университет на физмат. Математику обожала. Как только услышала имя Чехова, про математику забыла в секунду, думала, мне предложат должность секретаря, если б знала, что экскурсовода — отказалась бы. Я была очень стеснительная, краской заливалась по малейшему поводу.
На всю жизнь запомнила первую встречу с Марией Павловной, сестрой классика. Когда вошла впервые в чеховский дом, меня встретила женщина, которую я приняла за Марию Павловну, но это оказалась не она. Ее в Ялте тогда мало кто знал, она ведь практически никуда не ходила.
Женщина ведет меня по ступенькам в комнатку Марии Павловны, а у меня душа в пятки, думаю: боже мой, я сейчас увижу родную сестру гения! Представляете, иду, как говорят, ни жива, ни мертва. Дверь открывается — вижу, дама в кресле сидит за секретером. Я вошла, поздоровалась, она очень приветливо улыбнулась, — проходите, садитесь. Я села на венский стульчик.
Мария Павловна задает мне первый вопрос: «Скажите, какой предмет в школе вы любили больше всего?» Я говорю: математику. Я никогда не умела врать и придумывать. И у Марии Павловны сразу улыбка сползла, она не ожидала. Когда я увидела выражение лица, которое поменялось, говорю: я очень люблю литературу, очень много читаю, у меня хорошая библиотека. Я говорю: я только не любила тот учебник, по которому нас обучали — авторы Гречанинов и Поспелов, в 9 классе был у нас. Я привожу пример: сейчас прочитала Толстого «Война и мир», и мне очень понравился князь Андрей. А по учебнику главный герой — Пьер Безухов. А Мария Павловна очень задорно смеялась. Она немного отклонила голову, морщинки лучиками, пошли и говорит: а вы еще и рассуждать умеете!

Мне было 18, когда я стала работать, мне еле-еле давали 14 лет, я такая маленькая была. Мария Павловна потом мне говорила, — сидит ребенок напротив, и рассуждает. Это ее подкупило.
Запись о приеме на работу в моей трудовой книжке сделана рукой Марии Павловны Чеховой. Мне сразу доверили экскурсии проводить.
Дня через три Мария Павловна меня послушала и ей очень понравилось. У меня была хорошая речь, я хорошо говорила, и буквально с первых месяцев она мне стала доверять самые ответственные экскурсии. Я водила артистов, писателей, делегации.
Вы представляете, 1946 год, страна разрушена войной, а в наш музей очереди стояли! Военные с большими звездами на погонах, прошедшие войну, порой плакали.
За несколько десятилетий моих экскурсий, проведенных в ялтинском доме Чехова, каких людей только не приходилось встречать. Из разных стран и континентов, были такие пары, которые соединили свои жизни на почве любви к творчеству Антона Павловича. Часто встречались такие, которые осуждали Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову, были убеждены, что раз не жила рядом с ним, значит, не любила.
В таких случаях очень трудно доказать обратное. Говоришь, что это было желание Чехова. Он писал ей: «Если ты оставишь театр и приедешь сюда, в Ялту, то и твоя, и моя жизнь будет испорченной. Тебе будет трудно без театра, а я буду чувствовать угрызения совести»… Даже когда он болел, она собиралась бросить театр и приехать, а он написал Немировичу: «Ни под каким видом не отпускай Ольгу из театра».
Люди все пропускают через свое эго, через свое представление о жизни, чужое понимание счастья принимают очень редко. Антон Павлович по своей сути был человеком жертвенным.
У него было много братьев, но он в семье выделялся очень. О себе он заботился меньше всего, больной был, но никогда не жаловался. Поэтому близкие даже не знали, что он так тяжело болен. Он берег мать, сестру, Ольгу.
Каким человеком была Мария Павловна Чехова? Просто замечательным, чудным человеком. Внешне она не была похожа на Антона Павловича. А по характеру, по своему отношению к людям, очень гостеприимная, доброжелательная, такого не было, чтобы она сюсюкала. Она очень не любила, когда ей льстили. Мария Павловна была с хорошим чувством юмора. Мне было 18, ей было 83, когда я пришла. Это колоссальная разница! Она и Ольга Леонардовна совершенно избежали каких-либо старческих изменений в характере. Когда мы общаемся со стариками, вроде всегда надо делать скидку на возраст. Ничего подобного! С Марией Павловной можно было разговаривать на равных.
Она была очень мудрым руководителем. Она нам безмерно доверяла. Я, например, такой человек: если мне доверяют, так я костьми лягу, но сделаю, потому что мне доверили. Я не помню, чтобы она голос на кого-то повысила. Всегда так ровно, спокойно.
Единственное, что кабинет Чехова на южную сторону, а тут письменный стол, дальше — витрина с фотографиями, и надо было всегда от солнца закрывать шторы. Порой провели экскурсию, шторы не закрыли. Мария Павловна скажет одно слово «окошечко», — и мы виновато закрываем. Не помню, чтобы она на кого-то рассердилась и высказывала.
В 90 ЛЕТ ЕЩЕ БЫЛА ЛЕГКА ПОХОДКА
Сестра классика оставалась женщиной до последнего часа. Одевалась очень хорошо, красиво, модно. У нее была портниха. Московский дом моделей выпускал большой журнал, Мария Павловна его ежемесячно получала, смотрела.
Я на куклах научилась шить, когда я пришла, — нужно было быть прилично одетой, — она спрашивала: как интересно, а кто это вам шил? Она же сама девочкой шила, когда ей было 13 лет, когда приехали в Москву, они были бедные, тяжело жили. Мария Павловна вязала платки на продажу. Сами шили, сами все делали.
Чехова-младшая была очень религиозным человеком. К ней часто приходили священники, но я никогда не видела, чтобы она крестилась на людях. Мы приходили на работу, а она уже одета, причесана, сидит за своим письменным столом.
Помню, к ней приезжал Митрополит Коломенский и Крутицкий. Очень интересный был человек, образованный.
Ее здоровье? Во-первых, она занималась йогой. Знаете, она в 85 лет на руках стояла. В 90 лет она танцевала вальс с Иваном Семеновичем Козловским.
У нее была кухарка. Мария Павловна славилась гостеприимством, людей к ней всегда приходило много. Кто бывал в гостях у Марии Павловны, даже если один раз попал к ней в гости, на всю жизнь запомнил. Такие шикарные столы накрывали. Первые два года, пока не прошла реформа, трудно жила — карточки. Правда, в ближайшем магазине у нее была люксовская карточка…
Еще когда Чеховы жили в Таганроге, потом в Мелихове, даже когда Антон Павлович в Ялте только начал строить дом, уже гостей приглашали к себе. Так это гостеприимство было и в Чеховском доме у Марии Павловны.
Можно сказать, что у нее была жизнь-жертва, она ее полностью посвятила Антону Павловичу, но эта жертва была ей в радость. Она сохранила в доме все до последней рюмки в годы оккупации Ялты фашистами.
Ей писали письма со всего мира, каждый день почтальон приносила к нам целый мешок, мы все это несли Марии Павловне, она все это разбирала, смотрела, читала очень много, радио слушала.
Мы газету получали, где была программа радио на неделю, она подчеркивала, отмечала, когда пьесы Чехова шли на сцене Художественного театра, когда в других театрах. У нее разноцветные карандаши были, что-то красным, голубым отмечала.
Помню, как первый раз в музей приехал Иван Семенович Козловский, это был 1949 год. Мария Павловна с ним познакомилась еще до войны, в Художественном театре. Она очень любила по радио слушать его пение.
Один раз при гостях шутили, Козловский поднял ее на руки, и понес на третий этаж. И когда он ее по лестнице стал поднимать, она так повернулась, на всех посмотрела, и с улыбкой спросила: «А это не опасно?..» В доме у Чеховых шутки и розыгрыши были делом обычным.
Она ходила по лестнице с первого на третий этаж очень легко. У нее правда была тоненькая палочка, материнская еще, от Евгении Яковлевны осталась, для вида, чаще по дому ходила без палочки. Палочка эта и сейчас висит в комнате Евгении Яковлевны, когда Мария Павловна по саду ходила, тогда брала эту палочку.
Она была одинокая и никогда не выходила замуж. Почему?
В 1888–1889 гг. они жили в Сумах, у помещиков Линтваревых, те были побогаче, а рядом на хуторе был их родственник Александр Иванович Смагин. Очень красивый мужчина. У Марии Павловны в альбоме была его фотография. Он делал Марии Павловне предложение. И ей он нравился. Но представляете — она учительница, живет в Москве, работает в гимназии, ходит в театры, живописью занимается, выставки посещает, Левитан — друг семьи, другие художники. А выйти за Смагина замуж — это надо было жить на хуторе и заниматься разведением цыплят, индюшек. Я ее прекрасно понимаю, как я всегда смеялась, — я поняла Марию Павловну. Когда у женщины много поклонников, она никогда не спешит выходить замуж. Я это знаю по себе. У меня хороший пример — Мария Павловна. Однажды мы с ней смотрели ее альбом и увидев фото Смагина, я спросила: «А кто это?» Она внимательно посмотрела на меня, улыбнулась и ответила: «Это очень-очень хороший человек…»
Перед смертью она всего три последних дня была в постели, но постоянно не лежала, даже подходила к телефону. Последние лет пять-шесть с ней часто постоянно была медсестра, зарплату которой Мария Павловна платила из своего кармана.
Медсестра очень хорошо чувствовала Марию Павловну, чувствовала ее настроение, она работала главной медсестрой в поликлинике. Главврач разрешил, чтобы она полдня была у Марии Павловны, а потом приходила на работу. Она наблюдала характер Марии Павловны, как она к кому относится.
ПОХОРОННАЯ ТАЙНА
Так вот, в день ее смерти у нее были ялтинские гости.
Она сидела в постели, все пили чай, она шутливую какую-то песенку спела, прибаутку рассказала. Попрощались. Только они вышли от нее, Мария Павловна два раза тяжело вздохнула, сразу на бок — и дышать перестала.
Через двадцать минут после ее кончины я была в доме Чехова.
Мы ее одели в очень красивое платье, последнее, которое ей сшили, очень достойное, тогда в моде был цвет фрез, тяжелая шелковая ткань, гофрированная пелерина.
Мария Павловна много писала, последние годы у нее выбивалась правая лопатка, и портнихи всегда ей шили пелеринку, чтобы это закрывать.
На простынях мы ее снесли вниз, в музей, положили на чеховский стол, под иконой Николая Чудотворца. Она умерла вечером, 35 минут десятого, часы остановили сразу, на этом времени.
В этот же вечер о ее смерти сообщили в горком партии, по-другому тогда и быть не могло.
Мария Павловна всегда хотела, чтобы ее хоронили по православному чину.
Послали сотрудницу к священнику с просьбой, чтобы он отпел Марию Павловну, она возвращается и говорит: «Он сказал, что не пойдет». Как? Почему? Объяснил тем, что в церковь она не ходила и отпевать ее не будет. Священник был молодой, его недавно прислали, он не знал Марию Павловну. Пошла я объясняться. Говорю батюшке, что ее часто на дому причащали. В церковь она не ходила, но ведь было ей много лет… Она вообще из дому не выходила.
Последний раз она была в миру, когда ей было 90 лет, в 1953 году в театре на опере. Вот и все. Еще ее возили на открытие монумента Сталину, ну вы сами понимаете, отказаться было просто нельзя. Объяснила, что она была членом церковного совета, постоянно церкви передавала деньги. Объяснила все, и он пришел…
Запомнилось два неприятных момента с похорон, это отношение племянников Марии Павловны к ее смерти.
В тот же вечер, как она скончалась, я позвонила Сергею Михайловичу Чехову, ее племяннику и сказала печальную весть. Он на полном серьезе меня спрашивает: «Как вы думаете, мое присутствие на похоронах необходимо?» Я обалдела, и говорю: «Конечно, ваше присутствие здесь само собой разумеется». Через паузу он сказал, что приедет. Его сестра Евгения Михайловна, едва подойдя к гробу, задала вопрос: «А сколько стоит гроб?» Все растерялись, сказали, не знаем, все расходы взяла Ленинская библиотека…
Племянник ее на похоронной процессии все с фотоаппаратом бегал, что-то щелкал. Бабка одна из народа посмотрела на все это и одернула его.
«Милок, и без тебя есть кому фотографировать, ты за гробом молча пройдись. Родную кровь твою хоронят». Он стушевался после этих слов и фотографировать перестал.
Хоронили ее очень торжественно, казалось, что вся Ялта пришла проститься с Марией Павловной. Гроб сделали на Ялтинской киностудии, красивый, обитый бархатом в складочку, с темными ручками.
Скажу еще одну тайну, я никогда никому не говорила об этом, вам скажу, потому что вы из России приехали. И еще потому, что мне много лет, с собой уносить это не хочу. Внизу, в комнате Ольги Леонардовны висела маленькая икона Николая Чудотворца. Хорошая такая икона, без стекла и оклада. Мы с коллегой сняли ее и когда никого из горкомовских возле гроба не было, положили ее Марии Павловне под покрывало. Рисковали, конечно, если бы заметили, то скандал был бы. Во-первых, это было не по-советски. Во-вторых, обвинили бы нас в хищении музейного экспоната…
С той поры прошло около шестидесяти лет, и я об этом не пожалела ни разу. Это была икона из ее дома, в первую очередь. И там, в вечности, ей с иконой легче быть…
ЛЮБОВЬ НЕВЫСКАЗАННАЯ
Ольга Леонардовна Книппер-Чехова?… Они с Марией Павловной были схожи по характеру, обе с потрясающим чувством юмора, могли говорить о чем угодно. Когда Ольга Леонардовна бывала в Ялте, они любили разгадывать кроссворды из журнала «Огонек» и играли в домино. Никаких карт в помине было. Только домино. Она была великая актриса и очень скромный человек в быту. Так часто бывает. Помню, Мария Петровна Максакова пришла в наш музей и скромно в очереди стояла вместе со всеми. Ее попытались без очереди провести, она улыбнулась и ответила: «К Чехову так нельзя, я постою…»
Для Марии Павловны был настоящий праздник, когда в Ялту приезжала Ольга Леонардовна, последний раз это было в 1953 году. Потом, после тяжелого воспаления легких, ей врачи категорически запретили сюда приезжать. В Ялте же очень сырой климат.
Я приезжала к ней в Москву и привозила завернутый в бумагу букет из их ялтинского Я приезжала к ней в Москву и привозила завернутый в бумагу букет из их ялтинского сада, всего-всего насрезаю и ей везу. Без слез не могу вспоминать, как она бумагу развернет, окунет голову в эту охапку и долго-долго сидит и дышит вот этим всем. А потом поднимает голову и плачет… Мы сидим рядом, молчим, полуживые, не дышим, она говорит: «Вы даже не представляете, как эти запахи возрождают в памяти все, что когда-то происходило. Вот сейчас я как будто прошлась по всему чеховскому саду. Я знаю, где вот этот растет кустик, где этот…» Она Антона Павловича очень любила. Они же в разлуке жили. И вот эта невысказанная любовь ее сопровождала всю жизнь. Я на ее похороны привезла огромную охапку зелени из их ялтинского сада. Вообще она была очень глубоким и бесконечно деликатным человеком. Сейчас таких почти нет. Один штрих: свое 90-летие она отмечала на месяц позже даты рождения. По новому стилю день ее рождения пришелся на 21 сентября, в Рождество Богородицы. Она сочла неуместным праздновать в один день с Божией Матерью день рождения. Говорила, что это будет неприличным с ее стороны.
Лично я убеждена, что Чехова погубили два обстоятельства. Первое — это очень холодный дом. Молодой архитектор, который его строил, что-то неправильно сделал. Печи топились плохо, есть письма, в которых Антон Павлович жалуется на холод и сырость в ялтинском доме. У нас ведь очень сырые и ветреные зимы. Второе обстоятельство — это невнимательность врачей. Как можно больному туберкулезом рекомендовать жить в сыром ялтинском климате? Ума не приложу! Туберкулез же лечат в высокогорье, в Таберде, на Кавказе.
Ну и что, что Чехов сам был врач, когда болеешь, коллегам веришь больше.
Есть его письмо, где он пишет: дует неистовый ветер, даже хлопают двери. Он надевал шапочку, укрывался. И пишет, как «Человек в футляре», представляете… Очень холодный был дом. Мария Павловна, бедная, покупала керосиновые печи, из Москвы привозила, чтобы потом ставить. А Евгения Яковлевна тоже старенькая была. И поэтому Антон Павлович был просто неухоженный в Ялте.
Когда Антон Павлович был в Москве, его лечил немецкий доктор Таубе. Вот этот Таубе Чехова решил направить на курорт в Баденвайлер. Хотя наши чеховеды пишут многие, что это Ольга Леонардовна повезла туда больного Чехова, ей нужно было, потому что у нее болели зубы. Она даже в Ялте уезжала от Чехова, потому что у нее болели зубы. И даже Мария Павловна за ней в дороге ухаживала, потом Антон Павлович… Когда они приехали в Баденвайлер, она действительно съездила в Швейцарию к зубному врачу. Но она не ради этого, конечно, Чехова она везла туда.
Перед самой его смертью они поменяли несколько гостиниц, Антон Павлович по ночам сильно кашлял, хозяевам это не нравилось…
Возможно, природа его гения связана с очень трудной жизнью. Когда отец разорился, Чехов через все это прошел. Но бывает так, что человек проходит испытания, становится злобным. А Чехов по характеру был очень добрый, он не ожесточился.
Ведь он вообще писателем стал только ради заработка. Нужно было зарабатывать семье. Когда он приехал в Москву, было холодное, голодное время. Действительно голодали. И поэтому он сначала писал очень много. Искал сюжеты. Он себя очень долго не считал никаким писателем, до 1886 года, когда его сборник вышел. Его прочитал писатель Григорович. Он когда прочитал, то прислал автору письмо: вы настолько способны, бросьте срочно работу и посерьезней занимайтесь литературой. И он среди всех писателей очень высоко поставил Чехова. Кстати сказать, Толстой среди всех чеховских ровесников выделял только одного Антона Павловича. Чехов у него был в 1895 году в Ясной Поляне. И когда он уехал, Толстой сыну писал: у нас был Чехов, он мне понравился, он очень даровит, и сердце у него должно быть доброе.
«В КРЫМУ УЮТНЕЙ И БЛИЖЕ К РОССИИ»…
Сегодня жизнь во многом другая и артисты другие. Не поверите, но почетный гражданин Ялты, народная артистка Советского Союза София Ротару никогда не была в чеховском музее. Никогда! Даже порог его не переступала. Значит, в душе она равнодушна к творчеству гения. Для меня это просто немыслимо.
Когда бывший украинский президент Виктор Янукович назвал Чехова «великим украинским поэтом» я чуть в обморок не упала от такого невежества.
У Чехова бабка по отцовской линии была украинка, но в их семье никогда не говорили на украинском языке.
Сегодня некоторые пытаются доказывать, что писатель в детстве говорил на украинском языке. Этому нет никаких мало-мальски серьезных подтверждений, вы ни в каком письме, нигде не прочитаете. Единственно, что Чехов писал, что у него «хохляцкая лень». В последние украинские годы, тут, в Ялте, открывали целые экспозиции под название «Чехов и Украина».
Просто за уши притягивали.
В этом музее люди даже исповедовались, Иннокентий Михайлович Смоктуновский мне в 1975 году признался, что он верующий человек, представьте себе, какая это была смелость в то время!
В 1994 году из музея украли икону, с которой начиналась чеховская семья. Этой иконой родители благословляли мать Чехова, когда она выходила замуж. Это был шок, но в милиции, можно сказать, кражу спустили на тормозах.
За всю историю музея пропали три вещи: икона, револьвер писателя и фарфоровая тарелочка с умывального столика. Ничего не нашли.
В день референдума, когда Крым голосовал за возвращение в Россию, я тоже очень спешила на референдум. На улице было скользко, я упала, и от боли в руке едва не потеряла сознание. Помню, приехала скорая, врачи меня грузят в карету, а я набралась наглости и говорю: «Я Алла Ханило, почетный гражданин Ялты. Я вас очень прошу отвезти меня на избирательный участок, а затем поедем в больницу!» Врачи рассмеялись, но просьбу мою уважили, я левой рукой поставила «птичку» за Россию, а потом отправилась свой оскольчатый перелом лечить.
Не сомневаюсь, что Чехов был бы очень рад, что мы сейчас вернулись в Россию. Когда заболел и его отправили за границу, Антон Павлович оттуда писал: «Без России нехорошо, нехорошо во всех смыслах». В следующую зиму решил приехать в Крым: «В Крыму уютней и ближе к России»…
Справка «РГ»
Алла Ханило работает в ялтинском Доме-музее А.П. Чехова с октября 1946 года. Заслуженный работник культуры Республики Крым, почетный гражданин Ялты. Константин Паустовский оставил ей такой автограф: “С завистью к вам, что вы работаете в доме Чехова”
Источник>